Обсидиановый нож - Страница 143

143

Баросфера резко наклонилась. Колька повис на маховичке затвора, мимо уха свистнул рычаг — крышка откинулась, дважды подпрыгнула на амортизаторах. В следующую секунду Колька перехватил рычаг и выглянул из люка — бульдозер, слон, землетрясение?

Никого не было рядом с баросферой.

— Землетрясение, — сказал он вниз ребятам. — Ставьте отвесы… — Он поддал ногами и выскочил наружу, не выпуская рычага. Из-под баросферы летели струйки черной земли. Солнце жгло еще злее прежнего.

— Вот я вас! — крикнул Колька. Из-под края сферы показался собачий зад, от него конусом летела земля. Собака успела обрыть баросферу кругом, так что яму не заливало водой.

— Эй!

Не глядя, он присел, сунул руку в люк и вынул из стенного кармана пистолет. Собака вскарабкалась на вал и села столбиком, глядя вверх крошечными красными глазками.

Что-то в ней было не собачье.

Земля больше не летела из-под аппарата.

Колька поманил ребят к себе, помахав пистолетом снизу вверх. Пока что рядом с первым зверем уселись еще три таких же — черных, остромордых, с короткими лапами. Их было видно прямо от люка, и Рафаил, высунув голову, сказал:

— Кроты какие здоровые!

— Подстрелим одного?

— Сначала снимем. Постой. — Раф исчез в люке.

— Сидеть, кроты собачьи. — Колька пригрозил зверям пальцем. Тотчас первый крот сиганул под баросферу, остальные за ним.

— Где они? Удрали? — Раф оглядывался, держа камеру наготове, по пояс в люке, как командир торпедного катера. Ему не было видно, что кроты снова копают под баросферой.

Растерянный Колька по наитию крикнул: «Эй!»

Все повторилось! Первый крот вылез задом, за ним трое остальных, и Рафаил заснял всю процедуру. Он осторожно опустился вниз, пока кроты сидели и таращились на Кольку, как змеи на заклинателя, а Володя выбирался из люка.

— Дрессированные кроты, — приговаривал Рафаил. — Надеюсь, кроты не едят кинооператоров, — он снимал, стоя в воде по щиколотку. (Колька взвел пистолет на всякий случай.) — А ну, Коля, теперь погрози.

Колька не успел поднять палец. Кроты опрометью бросились вниз, и вдруг срывающимся криком завопил Володя: «Рафка! Рафка-а! Назад!»

Он стал искать глазами и мельком заметил, какой Рафаил маленький и курчавый, и его слепило солнце, а Володя выбирался из люка и взмахивал руками, и лишь тогда Колька увидел, что по краю леса, в тени, плавными прыжками проскакивает что-то огромное, как паровоз, поднявшийся на дыбы. «Горилла, — подумал Колька, — не может быть такая горилла». И вдруг она свернула к ним, и придвинулась, как слишком крупный план в кино, ярко, бешено освещенный солнцем — сверкнули желтые зубы — и Колька выстрелил в морду и в зубы три раза подряд в упор, а морда уже нависала над ними в яростной и жалкой улыбке, и он выстрелил снизу.

Мелькнула в воздухе огромная лапа, солнце ринулось за ней, Колька инстинктивным рывком перевернулся в падении, согнул ноги и упал на бок после удара о землю. Еще рывок — и он лег плашмя в воду, свернув голову, чтобы нос был над водой. Пистолета в руке не было. Володя хрипел и булькал рядом — захлебывался. Колька заставил себя выждать и прислушаться: «Шлеп-бух, шлеп-бух» — это зверь уходил от них, невидимый за баросферой, а булькало все отчаянней, и он вскочил, выхватил Володьку из воды, обмякшего, поставил на колени — он задыхался, выпучив глаза, что-то шипел без голоса. Колька привалил его к баросфере, рванулся вокруг аппарата, к Рафаилу, и увидел одновременно, как обезьяна уходит в лес, настигаемая крошечными собаками-куколками, а Раф валяется на боку, с подвернутой рукой, а нога в разорванной штанине изогнута наоборот, и под коленом торчит острая белая кость. И кровь расплывается в воде.

— Вовка, ко мне!

Он знал, что Вовка встанет и придет.

— Быстрее! Держи голову и плечо. Ничего, сейчас ногу поставим…

Вовка стоял на коленях, держал. Очки были заляпаны зеленой грязью. Слава богу, очки не потерял, запасных-то не водится у него. Сжав зубы, Колька потянул ногу и повернул. Кость ушла в рану, нога выпрямилась. Он пощупал ногу — кость встала на место. Хорошо хоть так.

— Ничего, поднимем в кабину. Держи спокойно. Я принесу линь. Зашинуем ногу и поднимем. Голову от солнца береги.

— Он не выдержит перехода, — пробормотал Володя, но Колька его не слушал. Главное — действовать и поднять Рафку в барокамеру.

…Он спрыгнул на кресло и наклонился к счетчику. Нуль, черт его побрал… Одной рукой тянул из ящика капроновый линь, другой искал распорку люка, а, черт, она с другой стороны — выдернул из пинцетов, сунул за пояс, замер. Снаружи что-то произошло. Стало тихо не по-хорошему. Одним дыханием, лётом, Колька выпрыгнул наверх.

Володя по-прежнему жарился под солнцем, сверкая очками, как слепец, но за его спиной стояли трое коричневых людей, а еще двое — стояли наклонившись по бокам Рафаила. Они смотрели, но близко к Рафаилу не подходили. Свободной рукой Володя делал отстраняющие жесты, как бы отгоняя мух.

«Ух, ты», — пробормотал Колька и спрыгнул. Он бессознательно выбрал линию поведения «не боюсь я вас» и спрыгнул чисто, как с параллельных брусьев. Так же бессознательно он рассмотрел каждого туземца и отметил отличную выправку, странную униформу — короткие трусы, шапочка и нагрудник, все из легкой зеленой кожи. Луки — полированные, концы выше голов, наконечники стрел граненые. Трое мужчин, стоящих в головах у Рафаила, были с круглыми черными бородками и в усах. Справа с боку — безусый юноша, а спиной к баросфере стояла женщина, тоже с луком и колчаном, поджарая, коричневая и мускулистая.

143