Обсидиановый нож - Страница 188

188

Каждый Охотник Равновесия знал повадки ракшей. Большезубых убивают, не рассуждая, таков долг Охотника — э-а, быстроногие! Но каждый профессиональный Охотник был по воспитанию Управляющим Равновесием и понимал, что ракши обречены. Большое стадо диких слонов почти неприступно для ракшей. А малые группы они истребляют так быстро, что ежедневно им угрожает голод, и чем дальше, тем больше. Ракши режут потомство слонов, кочующих малыми стадами, и в джунглях выживают слонята с наследственной склонностью к большому стаду. И самое важное — Равновесие заинтересовано в малых стадах, для отлова и приручения, и поэтому беспощадно уничтожает каждого Большезубого, перешедшего Границу.

Колька выслушал эту лекцию на последнем привале перед началом Охоты. Похудевший килограмма на два, он валялся на траве, слышал неторопливые речи Джаванара и ел маслянистые орехи. Мягкие волосы Мин так славно щекотали грудь, усталость была приятной, тело будто невесомое. Орехи таяли на языке, бодрили, как крепкий кофе.

Между тем, уже сбегались собаки — к ногам, на сворку. Оранги, ворча, позволили снять с себя сбрую — на походе обезьяны несли тяжелые пальмовые дубины в лямках, за спиной, теперь взяли их в лапы. Стремительные гепарды ушли вперед — кошки не спугнут кошек. Наконец, лошади разведчиков были укрыты в зарослях, и отряд снялся, двумя группами, семь и пять человек — группа Джаванара заходила на след, группа разведчика Тала — в лоб, перерезая Большезубым путь. Продвигались без точного направления, но в любую секунду ждали сигнала от гепардов.

Семь человек Джаванара были равны по силе пяти людям Тала — на луки пришельца и Дхармы рассчитывать не приходилось. Это Джаванар высказал ясно. Колька понимал свою незавидную роль балласта на охоте, старался не мешать никому, не попадаться под ноги, и ждал, когда же станет страшно. Он боялся страха, как всякий нормальный парень, а страха не было: и когда они бесшумно и неторопливо пробирались к обрыву, и когда услышали жалобный тонкий плач гепардов… Нашли!

Пригибаясь под ветвями, летящим бегом, уносимый яростными собаками, промчался Джаванар — мелькнули зубы, неистовые глаза: «Вперед!» Жонглируя дубинами, пролетели поверху обезьяны. Сомкнув в прыжке пятки, Дхарма перепрыгнула ручей. Колька прыгнул тоже — упал… Вперед! Захрипели, зарычали собаки, пересекая две длинные борозды в траве. След! Справа и слева мчались Охотники.

Борозды оставили клыки старого самца. Не полагаясь на слух, он обнюхал траву вокруг лежбища, провел стаю к воде, напоил, и четыре зверя залегли в тени обрыва и чутко проспали полуденную жару. Старый ракш знал поступь и облик человека и носил на шкуре шрам от стрелы. Но тонконогие кошки, мяукающие над скалистым обрывом, его не встревожили — он лежал, устроив лапы между клыками, морщил широкий, бородавчатый нос.

А люди уже прыгали по камням над обрывом. Колька успел охватить глазами и запомнить навсегда огненную от солнца реку, и далеко на том берегу зеленый хаос, и диким пунцовым цветом облитое одинокое дерево. Вперед! Свежий, будто даже ледяной ветерок дунул от скал. Он бросился вниз, как в воду. Стараясь не отстать, прыгал по скальным ступеням. Джаванар, перелетал с камня на камень, как резиновый — зигзагами, вниз по обрыву, по жесткому кустарнику, на белый песок!

Когда Охотники успели оторвать от потока и послать в лоб четырех обезьян с их дубинами? Оранги спускались сверху, прямо на тигров и, всматриваясь в тень, грозно ударяли себя в гулкие груди и рычали. И снизу пронесся боевой рык старого ракша.

Он резал слонят. Это была его пища — нежные, вздрагивающие, тонкоголосые слонята, лучшая пища. На их округлые спины всегда падала тень огромных и угловатых взрослых слонов, огромных, как дерево, толстокожих и в складках. Но Большезубому они не казались огромными, напротив, все другие существа казались ничтожными, ибо он сам был огромен, ибо его крошечный кошачий мозг знал одну меру — высоту слоновой спины, высоту прыжка. И удар клыками под основания черепа, и поворот всем телом, повисающим на клыках, и хруст мыщелка, и слон рушится, как обвал, как грозовой ливень… Ракш презрительно заревел — вам ли, ничтожным, нарушать мой отдых?

Грохочущий, сверхъестественно-низкий рев сшиб Кольку с прыжка. Он упал на четвереньки. Его прошибло потом. Сползая последние метры с обрыва, он видел, как обезьяны обогнали людей и с трех сторон, деловито, крупными прыжками пошли к рыжей, захлебывающейся лаем линии собак. Махайроды были неразличимы в тени обрыва. Охотники рассыпались редкой цепью. Колька узнал Дхарму — она сдвинула шапочку на брови и держала перед собой лук и три стрелы. Ощутив свои руки пустыми, он вынул пистолет, догнал цепь, увидел впереди пять маленьких фигурок — отряд Тала — и тело обезьяны, почему-то отлетевшее, вращающееся, как бумеранг, с дубиной на отлете… Обезьяна упала в воду. И тигры вздыбились из тени — три оранжевых пламени, которые разворачивались и высоко взлетали. Когда прыгнул третий, Колька метнулся взглядом к первому — тот оскользнулся на песке, рыкнул — Колька выбросил руку, в кольце мушки ровно блеснули сабли. Ба-уах! — грянуло от обрыва и ширкнула гильза. Ба-уах-ах! Уах! Он бил и не мог отвязаться, потому что зверь летел медленно, как плавная птица, вперед белым брюхом — ба-уах!!! — он взрыл песок клыками и разбросал лапы. «Еще два патрона», — подумал он, а Дхарма тонко вскрикнула, и он выпалил, не понимая, во что — ревущее, рыжее, в белых охвостьях стрел, у самых ее ног. Хрякали удары дубин — обезьяны добивали тигров, и это вдруг стало непереносимо, и он опустил пистолет и упал.

188