Обсидиановый нож - Страница 201

201

— В уме? — переспросил Ахука. — В раздвоении, а не в уме.

Хлоп! Как часто бывало, между ними выскочил барьер непонимания. Колька не мог себе представить сложных расчетов в уме, Ахука не знал письменности.

— А-ну! — сказал Колька по-русски.

— А-н-ну-у, — усмехнулся Ахука.

— Как понять твои слова: «В раздвоении, а не в уме»?

— Ты съел плод, — сказал Ахука. — Ты откусывал, жевал, глотал. Переваривал его, превращая древесный плод в свое тело. Твой мозг управлял кусанием, жеванием, перевариванием, но твой ум в этом не участвовал, правда? Ты ел, беседуя со мною. Руку за плодом ты протягивал, не думая о еде. Так мы делаем расчеты. Мы думаем: «надо посчитать то-то и то-то», а после перестаем думать. Всю работу делает раздвоение. Пока оно работает, ум занят другим. А как считаете вы?

Колька показал письменный расчет, мелком на листе ниу. И Ахука, забыв об удивлении, хохотал и веселился — потешные значки, забава! Этот крючок означает цифру пять?! А этот — три? Как вы их не путаете, со своим рисующим разумом…

— Видишь, — сказал Колька, — я не сумею быстро научить вас своим расчетам. Мы привыкли даже думать руками…

— Сумеешь, — уверенно отвечал Ахука. — Знаки просты для понимания.

С этим они и тронулись в дорогу, но Колька успел поставить опыт. Возвел «пи» в пятую степень — в уме, бессознательно, как говорил Ахука — и получил мгновенно цифру 307. Но это было нехитро. Он возвел в четвертую степень основание натурального логарифма — 2,81 — и так же мгновенно получил шестьдесят два и тридцать пять сотых — секунды не прошло. Он проверил подсчет на листе ниу и получил то же самое. Выходило, что раздвоение действительно позволяло считать в уме… то есть не в уме, а в подсознании и, более того, подсознательно производить разумные округления. Значит, дело не в тренировках, не в навыках: бахуш включает какие-то области мозга, заставляет их работать, а не дремать без толку.

…Уже сидя на лошади, он подумал, что судьба решила не давать ему передышек. Заставляет думать беспрерывно и подкидывает все новые проблемы. Теперь к новой теории СП, проблеме «где я», проблеме происхождения этого человечества, и непонятных свойств Наран, и сотне других проблем поменьше добавляется бессознательное мышление при раздвоении. Вспоминалось очень ясно — раздвоение помогало и в этом — что феноменальные эстрадные счетчики работают автоматически — бессознательно. Это упоминалось во введении в кибернетику как один из парадоксов мозга. В сущности, все, над чем он размышлял, кроме теории СП, так или иначе сводилось к мозгу. И проблема происхождения человечества тоже. Читай: «как произошел мозг».

«А, может, и повезло, — думал он. — Если бы не подбрасывали новые мысли, рехнулся бы я здесь, и только…»

— Вперед, друзья, — сказал Ахука. Колька послал лошадь за отрядом. Закачались коричнево-зеленые стены, потянулась дорога час за часом, и он преодолевал эти часы, и все слышал прощальные слова Брахака: «Я вырастил гонию на поляне железного дома. Если вернутся друзья твои, прямо с поляны пошлют тебе призыв, Адвеста. Прощай».

Сверкнула и осталась позади солнечная поляна. Просека была разделена вдоль волнистой хребтиной тени. Мягко стучали копыта, вскрикивали охотничьи звери, мерно, неторопливо продвигался отряд. И рысь иноходца понемногу, шаг за шагом, выкачала из пришельца Адвесты возбуждение и все мысли, кроме одной: не вернутся. Копыта стучали: «не вернутся». Стучали под ним и далеко впереди. Он ехал колено в колено с Дхармой — вот она, твоя судьба. Сейчас и после, и далеко впереди. Его не найдут никогда. Совмещенные Пространства обнимают всю вселенную, и отыскать его, жалкую крупицу живой материи, менее вероятно, чем выловить одну определенную рыбешку в мировом океане. Бактерию, вирус, атом, электрон… Оставшись в СП, он утратил координаты, он безличен теперь, как осенний лист, упавший в лесу… Но ребята стартуют. Они должны стартовать и уходить на поиски — для них он остался прежним, вопреки любым теориям. И они остались прежними, и необходимость поиска для них как в сердце гвоздь… Стартуют! Ничтожная, невообразимо-малая вероятность, тень надежды. Но как бы ни был мал этот шанс, его нельзя сбрасывать со счетов.

Ибо они придут с одним свободным местом в баросфере.

…Лошади фыркали, принюхивались друг к другу на ходу — Колькино бедро прижималось к бедру Дхармы. Так вышло. Так, значит, и вышло, что здесь Дхарма. И если даже в баросфере найдется для нее место, дело не изменится. Получится подтасовка. По какому праву он подтасует жизнь и вместо себя переместит в чужой мир Дхарму? Та же вивисекция, в худшем ее виде. Он-то здесь проживет, а она там не выдержит: климат, пища, городской воздух. Об этом и думать глупо…

Надо подумать, решить один раз и не дрыгаться. Она спасла Рафика. В сущности, спасла и его самого. «Останешься?» — «Останусь». — «Если придут за тобой, откажешься вернуться?» — «Я не подлец». — «Дурак ты. Бросать женщину подло по нашей морали, у них другая мораль». — «А мне-то что? Я перед собой подлецом окажусь, не перед ними». — «Виляешь. Ты не хочешь с нею расставаться, очень просто…» — «Не хочу — само собой. И не брошу». — «Решили, значит. Утешились своим великодушием».

…Он еще тысячу раз изменит решение. Будет надеяться и терять надежду. Будет выбегать с захолонувшим сердцем на каждый вызов к гонии — вернулись?! И будет представлять себе, что делают дружки сейчас, хотя никакого «сейчас», никакого совмещения времени нельзя предположить в Совмещенных Пространствах. Но безразлично! — сейчас, он знал — сейчас они стартуют, и кровь отливает от мозга при переходе, и синий клуб озона поднимается над асфальтом. Стартуют и возвращаются, и ждут следующего дня, пока спящий город отдает энергию «Криолятору». Стрельба по площадям. Вчера баросферу выкинуло из СП — попали в глубину, в магму. Позавчера было давление под пределом, и пустая черная вода стояла за иллюминатором. Сегодня будет ничто. Космос, лишенный времени-пространства, температуры, давления. Баросферу окружает лишь то, что испаряется с ее поверхности — ни звезд, ни лучика света…

201